«В безумной реальности тиндер стал прививкой от войны»

— Бегать в бомбоубежище мы перестали уже давно. Потому как подрываешься ночью, несешься с рюкзаком и детьми. Возвращаешься, ложишься, а через 10 минут новая тревога. Мягко говоря, мы заманались, — рассказывает Виктория.

Собеседница добавляет, что первое время, когда завывало, еще спали кто в коридоре на полу, кто в ванной. Чтоб подальше от окон. А потом перестали.

— На самом деле в 2022-м мне было не так страшно, как в 2014-м. Потому что, во-первых, это было нагло и такого никто не ожидал! Отжать Крым, пойти на Донбасс, на Луганщину. А от Донецка до нашего Днепра каких-то 250 километров. Истребитель долетит за минуты. Вот тогда было очень страшно.

Война была рядом до 2022-го и потому, что в Днепр везли раненых с Донбасса. Поскольку к нам ближе всего и нормальное оборудование.

В 2022-м поначалу было жутковато, когда перли нахрапом в Киевской области, когда Энергодар захватили. Страшно, когда сидишь и варишь эту кашу в голове, не отлипаешь от новостей. Другое дело, когда ты занят, волонтеришь, помогаешь тем, кому хуже. Когда приносишь пользу, видишь колоссальную волну поддержки переселенцам и украинской армии. Активность помогла не ощущать ужаса.

Люди собирают макулатуру, книжки, чтобы на вырученные деньги купить 50 дронов, 50 глушилок, 2 тепловизора или еще что-то для наших защитников. Это очень мотивирует.

Еще я каким-то чудом умудрилась найти работу, хоть 18 лет не работала по специальности. Работа связана с людьми и новостями, и я рада, что приношу пользу.

«Мы приняли реальность и то, что тебе в любой момент может свалиться на голову ракета»

— Что ты сказала детям после начала войны, когда многие украинцы убегали, а ты поняла, что вы не уедете?

— А это дети мне сказали, что никуда из нашего дома и страны не уедут. И, если честно, глядя на то, как многие в панике в первые дни уезжали, я поняла, что ехать страшно: тогда люди по 3-4 суток добирались до Западной Украины.

И да, у меня нет сменного водителя, не дай Бог что с машиной. Да и как ночевать в чистом поле? Мародеры, на заправках очереди, бензина нет. И в дороге тоже ж может прилететь.

Поэтому дети сказали, а я приняла решение. Решили, что остаемся и будем заниматься полезными делами, как и чем сможем.

— Какой был самый страшный период за последние три года?

— Когда бывший кавалер ко мне жить переехал (смеется).

Люди, которые не живут в нашей реальности, читают про то, что у нас происходит, — и им страшно. А мы в этом живем. Мы приняли эту реальность и то, что в любой момент может свалиться на голову ракета. Уже не думаешь об этом постоянно.

Вот сегодня ночью гремело. Ну, проснулась, посмотрела, пошла курить. А у меня с балкона просматривается левый берег Днепра. И тут как жахнет, клубы пламени и дыма над городом. Ну а я сижу, курю, понимаю, что до нас километров 15, далеко ж.

Это как люди годами живут с хроническими заболеваниями. Вначале жутко и страшно, а потом ко всему привыкаешь и уже не паришься. Не будешь же все время бояться.

Можно или уехать, или от ужаса сойти с ума. Я решила, что это не наши варианты и успокоилась.

Вообще, хорошим спасением стало чем-то заниматься и читать поменьше новостей, которые на момент начала полномасштабного вторжения гоняли по кругу одно и то же.

В самом начале, когда в школе были незапланированные каникулы, мы защитные сетки для фронта плели, собирали по соседям-знакомым вещи и развозили в волонтерские пункты.

А еще у нас дома каждую неделю репетировал школьный оркестр: дети играли на скрипке. С началом полномасштабной войны почти каждые выходные до 30 человек собирались на репетиции в квартире. И сразу веселуха: сначала играем, потом чай с печеньем.

Тогда, в марте, многие дети с начала войны не выходили из дома неделями. И для них живые люди, простое общение и музыка стали спасением.

«Ощущение, словно ты паразитируешь, зарабатываешь этими просмотрами на чужом горе»

— Было ли в твоей мирной жизни некое страшное ощущение, сопоставимое с ужасом войны?

— Могу сказать, что мне сейчас не страшно. Невозможно постоянно бояться.

Свой главный ужас я пережила, когда умер муж. Вот тогда мне было по-настоящему жутко. Сразу поняла, что моя жизнь не будет прежней. И через что придется пройти одной с двумя маленькими детьми...

Было страшно, когда начались блэкауты. Когда расфигачили энергосистему, случались длительные перебои с водой и электричеством. Помню, в каждую освобождавшуюся бутылку из-под воды, молока или моющего средства — я во все набирала воду. Чтобы унитаз смыть, зубы почистить.

Когда уже активно побомбили энергосистему, составили графики почасовых отключений электричества, чтобы снизить нагрузку. День без света, интернета и горячей еды — ну и к этому все привыкли.

Страшно, когда прямые попадания ракет в жилые дома и в детские площадки. Как в Кривом Роге — это, конечно, тихий ужас был.

Это очень тяжело еще и с профессиональной точки зрения. Моя работа связана с новостями, и люди хотят их знать. Такие новости тяжело ставить сами по себе. И когда ты их выставляешь в фейсбук, то понимаешь, что это сразу просмотры.

Было ощущение, словно ты паразитируешь, зарабатываешь этими просмотрами на чужом горе. Фотографии, имена погибших... Вроде информируешь и это твоя работа, но ощущения двоякие.

«Когда появилась реклама, я поняла, что мир немножко словно возвращается на прежние позиции»

— Многие уехали, но в Днепре не стало меньше людей. У нас живет колоссальное количество переселенцев. Из неоккупированной части Донецкой области: Торецка, Покровска. Из Запорожской области.

Сначала Днепр был перевалочной базой, но многие остались. Порядка 200 тысяч переселенцев официально. При том, что в самом Днепре проживало около миллиона.

С войной начинаешь ценить простые вещи. Меня очень порадовало, когда впервые после начала вторжения по радио услышала музыку. Первое время по всем каналам шел марафон Єдині новини, и всё.

Потом вернулась музыка, и это было прям хорошо для психики. А когда появилась реклама, я поняла, что мир немножко словно возвращается на прежние позиции. Ну хотя бы чуть-чуть.

Потом начали открываться заведения, в том числе те, которых не было до войны. А год назад приехала бы ты в Днепр — ты бы и войны не заметила. Правда, много военных и ежи противотанковые.

При том что, начиная с 2022-го, каждую неделю нас бомбят. Иногда полторы недели был перерыв. Но чаще что-то да прилетало. У россиян есть пара любимых локаций, и они туда бьют регулярно.

Помню, ужас был, когда ударили ракетой в жилой дом, снесли два подъезда, там люди на атомы расщепились. Удар был точечный, а вообще они любят комбинированно, дроново-ракетную пулять.

Да, нас не бомбят как Харьков в начале войны или как сейчас Киев. Хотя массированные атаки случаются. Неделю назад отбомбили ракетами с дронами, а вчера только беспилотниками.

«Если мы сейчас не будем радоваться жизни, сядем на диван и впадем в уныние — кто будет поддерживать наших на войне?»

 — Ты говорила, что порадовалась, когда заиграла музыка по радио. Заведения открывались, реклама пошла. Это вопрос, который и про Беларусь. Люди делятся на две категории: одни выискивают малейший позитив, другие уверены, что не время для радости.

— Я могу ответить только одно. Если у вас не время для радости — вперед. Руки тут у нас ой как нужны: медики, парамедики, повара, инвентаризаторы. Приезжай и иди мобилизуйся. Если ты так считаешь — твоя дорога только туда. А не сиди и не жуй сопли, критикуя других на своем диване. Тех, кто из последних сил цепляется за малейший позитив, пытаясь радоваться жизни, чтобы не сойти с ума.

Если мы сейчас не будем радоваться жизни, сядем на диван и впадем в уныние — что будет? Кто будет поддерживать наших на войне? Кто будет варить окопные свечки? Кто будет собирать банки на эти свечки и в церковь ходить за воском? Кто будет организовывать сборы? Да даже элементарно работать и платить налоги? Если с такой позиции подходить, то это все закончится за три дня.

Да, не могут все пойти воевать. Но, если ты хорошо поработал, задонатил, помог сбор закрыть, — почему не можешь включить любимую музыку, купить бутылку пива или вина, посидеть с подругой за чашкой кофе? Чтобы были силы делать, надо себе чем-то это все компенсировать.

Иногда куплю какую-нибудь фигню, корю себя. А потом поняла, что это важно: радовать себя пустяками.

«Я думала, у военных в голове только война. Ан нет»

 — В остальном нормальная жизнь продолжается. И под обстрелами люди по-прежнему влюбляются, женятся, рожают детей.

Как состыковать войну и любовь? Жизнь включает в себя разные аспекты. Ты же не можешь циклиться только на ужасах.

И тиндер в помощь, который на самом деле тоже хорошее отвлечение. В новой безумной реальности тиндер стал условной прививкой от войны. Там поначалу очень весело, потому что у тебя куча мэтчей, лайков, все тебе пишут, кто-то кажется прикольным. Ну вот такой драйв, пусть и в телефоне. Даже иногда чувствуешь себя звездой от количества внимания.

Кстати, тиндер для меня тоже стал большим открытием в этом сезоне. Там сейчас очень много военных.

Если честно, с военным страшно заводить отношения. Такая себе лотерея.

Но на самом деле сколько хочешь планируй, а жизнь вносит коррективы. Я одного лайкнула, встретились, а он, понимаешь, выбился из всех тиндеровских шаблонов. И понеслось.

«Для меня мой личный ад — это два в одном: неизвестность и ожидание»

— Тиндер завела исключительно с целью легкого, веселого, непринужденного времяпровождения. Ну, романчик какой легкий.

И бац. На первом свидании гуляли часов шесть: колесо обозрения, нудистский пляж, обсудили дикпики и вообще все-все. А на утро его срочно вызвали на передовую.

И не знаешь, увидишь ли когда.

Отдраила в квартире все окна, полы и стены на нервной почве. Потом успокоилась, навела в голове порядок. На самом деле же сейчас многие так живут: сыновья, мужья на фронте.

Все события как в голливудском фильме. В фильме, в котором мы не мечтали жить.

Для меня мой личный ад — это два в одном: неизвестность и ожидание.

Писать сообщения без ответа, это как в беларускую тюрьму политзаключенным: дойдет то письмо, нет, получишь ответ…

«Такого тягостного ощущения как в Минске, здесь, в Украине, даже во время войны ни разу не испытывала»

— Сравнимы ли для тебя события в Беларуси после 2020-го с тем, что творится сейчас в Украине? Не жалеешь, что не вернулась в родной Минск?

— Вообще несравнимо. Я была в Минске в 2021-м. И такого тягостного ощущения здесь, в Украине, даже во время войны я не испытывала.

В Минске меня не покидало ощущение, что тебя прям давят, душат. Я отвыкла от такой атмосферы несвободы и ненависти к собственному народу.

Было очень тяжело и очень страшно. И я не знаю, как в такой гнетущей обстановке жить.

Минск очень поменялся. Я была там в 2019-м году, а потом в 2021-м, когда судили мою сестру. И это два разных города. И совершенно другая страна.

Ну да, в 2019-м была диктатурка. Понятно, что кого-то садят, не садят. Свободы слова нет. Но все было живое. Лица и глаза людей. А в 2021-м... Если я за 10 дней похудела на 8 кило, а во мне было 52, как, думаешь, я себя там ощущала? Под бомбами я так не худею.

Да, в Минске и сегодня открываются заведения, народ сидит на террасах, все занято, как мне рассказывали. Люди стараются продолжать жить.

Сегодня, как мне кажется, и беларусов, и украинцев спасет только любовь. Жизнь на контрастах: весь этот ужас, происходящий вокруг, и искренние чувства. Потому и ощущения обостряются и зашкаливают. Заставляют тебя почувствовать себя живым.

Круто, когда тебе пишут: «Ты изменила мою жизнь!» А ты не знаешь, увидишь ли этого человека еще. Все это придает невероятную эйфорию, во сто крат усиливая желание дождаться наконец новой настоящей мирной жизни.