Лизавета Мерляк: «Я была частью протестного движения всегда»
Мы не можем поговорить с Лизаветой, находясь рядом, потому что живем в разных странах. И даже видеосвязь барахлит, поэтому решаем ограничиться только звуком. Собеседница «Салідарнасці» делится планами на будущее, а также – из какого она племени.
«Можно я буду одновременно чистить морковку?», – спрашивает она.
Это – для сына, который уходит на прогулку, и на глазах которого пять лет назад маму увезли в машине неизвестные люди.
Через несколько минут сын уходит, мы начинаем говорить, но тут в звуковом пространстве нашего разговора появляется еще один участник: дочь просит Лизавету завязать ей бант. Мы не прерываем онлайн-общение, и наш диалог словно продолжается в обычных семейных заботах и уютной домашней атмосфере. Конечно, если не знать того, что пришлось пережить Лизавете и ее семье за последние годы.
Международный секретарь Беларуского независимого профсоюза, она, как и многие ее коллеги, вынуждена была уехать из страны, чтобы не попасть в тюрьму, когда власть жестко расправлялась с их организациями.
«Мои коллеги из международного профсоюзного движения звонили в отделение милиции и задавали вопросы обо мне на разных языках. Было около 200 звонков»
— Ваш сын был совсем маленьким, когда вас первый раз задержали в 2020 году у него на глазах. Почему он принял этих людей за бандитов?
— Ну, видимо, потому что те так выглядели. Они были без формы, в масках, странно одетые, похожие на гопников.
– За что вас тогда задержали?
— За «участие в несанкционированных мероприятиях». После президентских выборов 2020 года мы как представители независимых профсоюзов решили выступить против насилия, которое царило вокруг: что нужно возвращать людей из тюрем, что нужно отменять результаты выборов и назначать новые. Поскольку мы организация, защищающая интересы своих членов.
Мы выпустили такое заявление. На него откликнулись люди, и не только члены нашего профсоюза. А так как интернет тогда отключили, мы не знали, как это сообщение распространить, и в итоге отправили его письмом в Центризбирком и другие органы власти.
На «Гродно Азот» начали формировать стачечный комитет, но мы долго думали, как найти рычаг давления на местную власть, на власть вообще, потому что производство опасное, остановить его быстро, без угрозы людям и окружающей среде невозможно.
Тем не менее город ждал, что рабочие выступят все-таки, и ситуация изменится. И мы как независимые профсоюзы были частью этого движения и участвовали во всех мирных протестных акциях.
30 августа в Гродно проходил большой марш, в котором я тоже участвовала. И вот тогда-то, приехав домой, я и увидела этих людей, которых мой сын принял за бандитов.
Я вышла открыть ворота перед машиной, они подошли, очень быстро показали какие-то удостоверения (увидеть за несколько секунд ни фамилии, ни название организации было невозможно) и сказали: пройдемте, не сопротивляйтесь, отдайте телефон, иначе мы применим силу. Посадили в машину и увезли.
Меня привезли в Ленинский РОВД. Я очень боялась, что будут бить. Мы знали, как жестко проходят задержания после выборов, а я тогда была беременна.
Сотрудники милиции, которые, естественно, влезли в мой телефон, узнали, что я беременна, поскольку я переписывалась со своими подругами. Тогда женщины в форме начали меня стыдить: вот, шляешься «в положении» неизвестно где и зачем.
Затем меня поместили в такую тесную камеру, примерно два на два метра, с какими-то двумя грязными лавками и чудовищным запахом. И я, помню, ходила в резиновых сапогах (в тот день шел дождь) по кругу в этой камере и не могла остановиться.
А в голове крутилась песня моих друзей из группы «Dzieciuki» про заключенного, которого убили, – «Чорны хлеб i гарбата». Ну что делать, я девушка впечатлительная, быстро пунктиры своего будущего наметила!
Потом меня вызвали на допрос. Дверь в коридор была открыта, и я видела, что мимо проходит много сотрудников и смотрят на меня.
Потом я узнала, что в течение тех двух часов, когда меня держали в РОВД, мои коллеги из международного профсоюзного движения, однокурсники из Глобального Университета труда звонили в это отделение милиции и задавали вопросы обо мне на разных языках, чаще всего на английском.
Они спрашивали: почему задержали международного секретаря Независимого профсоюза Лизавету Мерляк и в каком она состоянии? Мне сказали, что было около 200 звонков. И, конечно, я крайне благодарна всем за такую поддержку и солидарность.
Потом был суд, мне дали самый большой штраф, какой только был возможен, но все-таки это было не тюремное заключение.
«Из всех детей (а их было немало), которые принимали участие в наших образовательных проектах, никто не стал плохим человеком – в моем понимании»
— А как вообще возникли в Вашей жизни профсоюзы? Вы же играли в музыкальной группе, логичнее предположить, что дальнейшая деятельность была бы, скорее, в этой сфере?
— Я всегда была очень активная и частью протестного движения. Да, я играла в группе «Кальян», которая сейчас называется «Dzieciuki». И у нас в Гродно было такое сообщество музыкантов, очень протестное.
Была анархистская группа, где мы решали, например, какие акции можно провести, чтобы привлечь внимание людей к той или иной проблеме. Или наша группа «Кальян» встречалась с ребятами из группы «Deviation», чтобы обсуждать как раз нашу деятельность по организации акций.
Мы были такими музыкантами-анархистами. Мой друг Саша Денисов из группы «Dzieciuki» сказал как-то, что тогда мы жили как будто каким-то одним племенем. После 2020 года наше племя, к сожалению, поредело: многие уехали из страны.
— Так вы были анархисткой?!
— Скорее, мне были интересны идеи, которые называли левыми, и отстаивавшие их люди. Ведь многие в 20 лет выясняют для себя, кто они такие, чего хотят, куда стремятся.
Где-то в 2002 году я пришла к тому, что меня интересует тема равенства, справедливости, в том числе социальной, и антифашизма. А еще хотелось работать с подростками.
Я узнала, что за границей есть международные организации, которые занимаются неформальным образованием, и их главный принцип: равный учит равного (non-formal peer education). Но не как в школе, по учебникам, а передают свои знания и опыт другим способом: например, через организацию самоуправляемых детских лагерей.
Я связалась с одной такой организацией – это Международное движение «Соколов», Социалистический образовательный интернационал (International Falcon Movement – Socialist Educational International) и попыталась со своими коллегами в Гродно и других регионах Беларуси организовать часть такого движения.
Мы нашли детей, с которыми начали работать. А их родители были как раз членами Независимого профсоюза горняков, химиков, нефтепереработчиков, энергетиков, транспортников, строителей и других рабочих, который действовал на «Гродно Азот».
Вот так случилось мое пересечение с независимым профсоюзом. Я поняла, что профсоюз на «Гродно Азот» – супернезависимая организация, чей лидер Сергей Антусевич стал моим коллегой и другом. Он был, кстати, единственным независимым депутатом в городском совете Гродно, и его все знали.
Я была тогда убеждена, что все профсоюзы – независимые структуры! Было странно узнать, что есть еще другой профсоюз – огромный и крайне зависимый от государства. Учитывая, что до этого я не была знакома с профсоюзной деятельностью.
В профсоюзе на «Гродно Азот» мы делали образовательные проекты для детей: мастер-классы, семинары, на которых не лекции читали, а создавали вместе с ними журнал, например. Это было начало 2000-х годов, и тогда все это было еще возможно.
Каждое лето у нас было мероприятие, которое все очень долго ждали, и куда стремились попасть, – лагерь, где мы жили в палатках, готовили на костре. В общем, хорошо проводили время, возвращаясь домой с новыми идеями. И вот честно хочу сказать: из всех детей (а их было немало), которые принимали участие в наших образовательных проектах, никто не стал плохим человеком – в моем понимании.
Плюс у нас была возможность выезжать с детьми на похожие международные мероприятия – в Литву, Польшу, Болгарию, Германию и Великобританию.
— А с провластным профсоюзом, который, как показало время, стал просто частью государственной системы, Вы как-то пересекались в своей деятельности?
— Мы жили и работали сами по себе, никак не пересекались и не имели отношения друг к другу. Сейчас это было бы совершенно невозможно – за каждое наше действие уже бы давно прилетело, и сидели бы мы в тюрьме.
Когда я пришла работать в независимый профсоюз в 2010 году, то поняла, что существует огромное давление со стороны государства на все независимые структуры.
Раньше в первичке «Гродно Азот» состояло больше тысячи человек, потом их количество начало уменьшаться. Это было связано в первую очередь с тем, что в Беларуси была введена система краткосрочных контрактов, по окончании которых людям предлагали выйти из независимого профсоюза, угрожая непродлением контракта или санкциями в отношении родственников, которые тоже работают на предприятии.
И многим пришлось отказаться от членства в независимом профсоюзе. Скорее всего, большинство из них вынуждено было вступить в Белхимпрофсоюз – по сути государственную структуру.
Но у нас остался офис, остались последователи, которым было так важно находиться в независимом профсоюзе, что их ничего не пугало. Были и люди, которые уходили, но потом возвращались назад.
«Наша задача – вернуться в Беларусь и сделать так, чтобы появились настоящие независимые профсоюзы»
— Второй раз вас задержали в 2022 году. Было страшнее, чем двумя годами ранее?
— Думаю, нет. К тому моменту я была совсем другим человеком, потому что за эти два года в профсоюзной деятельности много через что прошла: давление, угрозы, аресты коллег и друзей. Это меня закалило в определенной степени и укрепило мои убеждения в том, что власть в нынешней Беларуси – это система подавления граждан.
Состоявшийся затем суд был по поводу нашего профсоюзного чата, чьим администратором я была. Чат признали экстремистским, а потом ликвидировали и сам профсоюз. Затем уничтожили вообще все независимое профсоюзное движение, а многих моих коллег и друзей посадили.
В какой-то момент я поняла, что буду следующей. А у меня уже было двое детей, так что решение уехать было самым очевидным. Я не хотела читать в тюрьме письма о том, как растут мои дети.
Я уехала в Германию и получила здесь политическое убежище. Потом сюда сумели приехать еще несколько коллег. Здесь мы являемся представителями организации независимых профсоюзов – Беларуского конгресса демократических профсоюзов. И все международное профсоюзное движение взялось нам помогать.
— Чем сегодня занимается БДКП?
— БКДП, входящий в Международную конфедерацию профсоюзов, признается во всем мире. Поэтому нас слушают в Международной организации труда. Мы – носители идеи, что рабочее движение должно быть независимым от государства и работодателей. Только создавая организации на низовом уровне, рабочие могут продвигать собственные интересы и достигать своих целей.
Вообще одной из целей создания БКДП было представительство беларуских независимых профсоюзов в международном профсоюзном движении. И хотя сегодня в Беларуси не существует независимых профсоюзов, потому что они были уничтожены государством, мы пользуемся поддержкой мирового профсоюзного сообщества, которую наработали сами за годы деятельности в Беларуси.
— Вот интересно, что стало с вашими анархистскими взглядами молодости? При всей независимости, профсоюзная деятельность, скажем так, не сильно коррелирует с ними: с одной стороны, это, конечно, протест против диктатуры, репрессий и насилия со стороны власти, а с другой – это системная организационная работа. Или я ошибаюсь?
— Еще как коррелирует. Самый элементарный пример – история Дня солидарности трудящихся 1 мая, символом которого стала казнь и расправа над анархистами в Чикаго, боровшимися за восьмичасовой рабочий день и социальную справедливость.
Существует убеждение, что левыми можно быть только в молодом возрасте. Но я по-прежнему из этого племени. И знаю таких людей во всех странах мира: в независимом профсоюзном движении их много.
Я вижу их, я чувствую их моральную поддержку. Это очень впечатляет и вдохновляет. Это внутренний компас.
— Какую задачу независимые профсоюзы ставят для себя сегодня?
— Мы знаем, что все очень сложно в Беларуси. Вернуться туда и сделать так, чтобы появились настоящие независимые профсоюзы – очень и очень сложно. Но такая задача есть. Как есть и другая – освободить наших политзаключенных и сделать так, чтобы их реабилитировали.
Читайте еще
Избранное